Из истории мысли и культуры российской: О Екатерине Гениевой (1946-2015) и не только о ней
ФОТО: sib-catholic.ru/pamyatnik-ekaterine-genievoy-otkryili-v-atriume-biblioteki-inostrannoy-literaturyi/
Евгений Б. Рашковский
Аннотация. Речь пойдет о жизни и трудах выдающегося российского библиотекаря, ученого-филолога и общественного деятеля Екатерины Юрьевны Гениевой (1946–015). Деятельность и труды Екатерины Юрьевны, неплохо задокументированные, но так и не ставшие предметом пристального научного анализа, известны в России, в Русском зарубежье, в странах англоговорящего ареала. Настоящая статья представляет собой некий расширенный комментарий к трехтомному труду другого крупного российского библиотекаря — Якова Леонидовича Шрайберга — «Мой друг Катя Гениева — My Friend Katya Genieva» (М.: Пашков Дом, 2021).
На последние три десятка лет жизни Екатерины приходится пик ее творческой активности в области библиотечного строительства, разнообразных литературоведческих исследований (прежде всего — о прозе и поэзии Джеймса Джойса) и ее общественной деятельности, связанной с либеральным крылом российского политического истеблишмента той эпохи.
Что же касается ее деятельности как реформатора библиотечного дела в России (и шире — всего культурного ландшафта страны), то эта деятельность связана с ее широкой концепцией, перерастающей круг привычных библиотечных понятий, но охватывающей сложную и многозначную цепочку отношений: Человек — Книга — Человек — Общество и его институты. Эти отношения, согласно мысли и самóй повседневной практике Екатерины, должны были не только перерастать элитарные и университетские круги обеих российских столиц, но и охватывать процессы культурного строительства российских регионов: вплоть до сельских библиотек, клубов и школ.
Мiровоззрение Екатерины, при всём его универсализме, было глубочайшим образом укоренено в российской гуманистической традиции (от Пушкина до Пастернака), а также в духовном наследии просвещенных кругов Русской Церкви.
Ключевые слова: Гениева, Россия, культура, Библиотека, библиотечное дело, культурная традиция, мiровоззрение, литературоведение, литературы Англии и Ирландии.
Toward the History of Thought and Culture in Russia: Yekaterina Genieva (1946-2015)
Eugene B. Rashkovsky
Abstract. The paper deals with life and works of the prominent Russian librarian, scholar in literature, and public figure Yekaterina Yu. Genieva (1946-2015), well known among intellectuals and librarians in Russia and English-speaking world.
This paper is written as a kind of commentary to monumental three-volume work by Russian librarian Yakov L. Schreiberg “My Friend Katya Genieva” (Moscow: Pashkov Dom”, 2021).
The last three decades of Yekaterina’s life (up to the days of her death) were the peak of her librarian, scholarly and social activity. It is worthy to note her librarian reforming activity was organically connected with her scholarly studies in English and Irish literature, especially in Joyce, as well as with her sincerely liberal social position.
Thus, the sense of her librarian reformism having been correlated with the idea of Library as not only the House of connection between Man and Book, but also with an idea of meaningful chain: Man — Book — Man — Culture — Civil Society. Thus, according to Yekaterina, libraries of both Russian capitals would be an integral part of the all-Russian as well as the international cultural landscape. This was the reason of her special care concerning libraries as well as librarians themselves in provincial Russia and republics of the late Soviet Union.
Her outlook was deeply rooted in Russian humanist tradition: from Pushkin up to Pasternak.
Keywords: Genieva, culture, Russia, library, librarian’s Beruf, cultural tradition, studies in literature, literature in England and Ireland.
В незримой глубине сознанья мiрового
Источник истины живет, не заглушен…
Вл. Соловьев, «Ночь на Рождество», 1894
Существуют едва ли не тысячи определений культуры. И притом — самого разнообразного свойства и подпадающие самым различным классификациям. Культура определяется в категориях социальной регуляции, в категориях сохранения, развития и даже экспансии отдельных народов, стран и регионов, в категориях тонкого духовного опыта личностей и групп. Мне не хотелось бы прибавлять к этим тысячам определений еще одно, самочинное.
Однако, пользуясь случаем и — притом — обобщая это множество определений, хотел бы начать разговор о судьбах и злоключениях нашего нынешнего отечественного культурного опыта; но хотелось бы также повести этот разговор, исходя из собственных жизненных впечатлений и из опыта жизни своих друзей. И, учитывая все эти моменты и не вдаваясь в определения, хотел бы оценить проблематику отечественной культуры в свете сугубо современных и требовательно-философских подходов к жизни и мысли.
Так или иначе, культурный опыт людей сопрягается с процессами и задачами их индивидуального, группового и универсального выживания. Причем — на разных и взаимно пересекающихся уровнях их существования. Разумеется, постижение этих процессов требует немалого жизненного опыта и умения мыслить этот опыт не только в категориях отдельных социо-гуманитарных дисциплин, но и в категориях междисциплинарных.
Я не случайно обмолвился словами об опыте жизни друзей. Всем известно, что судьбы человеческой истории и культуры не сводятся к опыту (experience) отдельных людей, даже самых творческих и благородных. Но далеко не всем среди нас, порабощенных стадно-коллективистским сознанием1, известно, что ни история, ни культура не существуют и не даны нам в отрыве от этого опыта. Не случайно же, что такая относительно молодая дисциплина, как историческая антропология, строится на стремлении так или иначе перекрыть эту гносеологическую пропасть между постижением личного и массовидного опыта людей.
Вот почему мне хотелось бы поговорить о судьбах одного из своих друзей на переломе двух веков и двух тысячелетий: о судьбах и трудах Екатерины Юрьевны Гениевой2.
* * *
Поводом и отчасти материалом для этого исследования послужил огромный документальный трехтомник, посвященный Екатерине Юрьевне и созданный экс-гендиректором Всероссийской государственной публичной научно-технической библиотеки Яковом Леонидовичем Шрайбергом «Мой друг Катя Гениева» [Шрайберг 2021]3.
В трехтомнике собраны тысячи личных документов, изобразительных материалов, интервью, личных мемуарных свидетельств. Последние — едва ли равноценны: от неумелых личных отписок до текстов содержательных и глубоких. Однако сама огромная и любовная работа автора и его коллег над материалами трехтомника, включая подборку, компановку и комментирование этих материалов, заслуживает лишь признательности и уважения.
За этим огромным ворохом документальных материалов так или иначе встает не только личная судьба Екатерины, но и образ творческой и во многих отношениях трагической динамики российской мысли и культуры на переломе — повторяю — двух веков и тысячелетий. Сам я писал о Екатерине неоднократно [Рашковский 2019]4. Однако, благодаря трехтомнику Я. Л. Шрайберга, обращаюсь к ее памяти вновь.
Не будучи цеховым культурологом, но, скорее, философом и религиоведом, я пишу о трехтомнике Якова Леонидовича, касаясь не всей полноты его содержания и объема, но, скорее, вглядываясь в трехтомник со своей профессиональной «колокольни».
За эту тематическую усеченность своего рассуждения и прошу заранее прощения у читателя.
Background
Мы живем в истории. Или, как говорила некоторые православные мыслители прошлого столетия, «живем историю». За каждым из нас — ведаем ли мы или не ведаем — опыты множества поколений.
Родные отца Екатерины, актера Юрия Розенблита, были расстреляны гитлеровцами в Киеве, в Бабьем Яру. Отсюда, возможно, — и такое сочувственное внимание Екатерины к вековым страданиям еврейского народа.
По материнской же линии Екатерина унаследовала традиции старой русской дворянско-интеллигентской среды, сочетавшей в себе верность родной культуре и православному преданию с широким, универсалистским восприятием культуры европейской. Особую роль в воспитании и духовном становлении Екатерины принадлежала ее бабушке — Елене Васильевне Гениевой (1891-1976) [Дурылин 2010].
С раннего детства Екатерина была приобщена глубокой тáинственной жизни гонимой Церкви в условиях тоталитарного государства. Сама она вспоминала в своей лекции «Православная интеллигенция в России: из советских катакомб — в построение нового общества» (Тбилиси, 9 ноября 2004) о тайных, преследуемых властями Литургиях на дому: «Это было просто, это было без алтарных завес. Это было как-то необычайно приближено к Небу» [ЯШ. Т. 3. С. 279].
Так что речь шла не о привычном в советские сороковые-пятидесятые исстрадавшемся, всхлипывающем, старческом христианстве, но, как говорится в одном из самых глубоких интервью трехтомника (прот. Борис Даниленко, 17 января 2018), об особом типе христианского благочестия, связанного — вопреки всем гонениям — с широтой познаний и общей культуры [ЯШ. Т. 3. С. 494].
Так или иначе, Детство-Отрочество-Юность Екатерины ознаменованы присутствием замечательных деятелей российской христианской культуры: Сергея Николаевича Дурылина, прот. Всеволода Шпиллера, будущего священномученика Александра Меня…
Именно в просвещенной и благочестивой среде своего детства, на первый взгляд, случайно уцелевшей в эпоху диктатуры, Екатерина прошла первую из своих интеллектуальных школ — школу понимания и любви к отечественной и мiровой литературе. Таковы были для юной Екатерины волшебная поэтика «Онегина» (ее «магический кристалл»5), такова была «женская» проза Британии: от Джейн Остен до Вирджинии Вулф… Всё это, по словам Екатерины, приоткрывает особый опыт женской любви, женского страдания и прощения, «женской доли», т. е. всего того (я бы добавил от себя), что Гёте обобщил понятием «Вечно Женственного»: das Ewig-Weibliche. И, стало быть, приоткрывает новые горизонты нашего бытия-в-мiре и нашего постижения мiра [Гениева 2017. Т. 1. С. 153].
Универсум Библиотеки
Не буду подробно останавливаться на истории жизни, трудов и общественной деятельности Екатерины. Об этом много говорится в трехтомнике Я. Л. Шрайберга, а любой из читателей может легко справиться о вехах ее пути в Интернете6. Скажу только, что 43 года из 69 лет своей жизни Екатерина посвятила работе во Всероссийской (прежде — Всесоюзной) государственной библиотеке иностранной литературы. Первоначально — рядовым сотрудником, затем, в период директорства акад. Вячеслава Всеволодовича Иванова (1989-1993), первым заместителем директора, а уж последние 22 года жизни — генеральным директором.
Мне посчастливилось работать с Екатериной на протяжении последних восьми лет ее жизни, возглавляя религиоведческое научное направление в работе Библиотеки. То было непривычное для былых советских условий внеконфессиональное, внеидеологическое направление в рамках светской гоударственной библиотеки. И создано оно было Екатериной при поддержке Вячеслава Всеволодовича и прот. Александра Меня. Долгое время направление развивалось под руководством замечательного филолога и историка — кандидата исторических наук, священника Георгия Петровича Чистякова.
О. Георгий безвременно скончался в скорбный для страны день 22 июня 2007. Спустя три дня, сразу же после погребения о. Георгия, Екатерина попросила меня возглавить это направление. Направление, в рамках которого, по замыслу Екатерины, сотрудничали верующие и неверующие, православные и инославные, духовные и мiряне, титулованные ученые (академики, член-корры и профессора) и студенты, москвичи и жители российских регионов и Зарубежья. Такая программа вытекала из глубоко выстраданной мечты о. Александра Меня, акад. Иванова и самóй Екатерины о постоянном, не ломающем человеческую идентичность, диалоге и взаимопонимании религиозных институтов, государства, научной и художественной интеллигенции и отдельных творческих людей в рамках развитого гражданского общества в будущей, чаемой России.
К сожалению, наше направление было разгромлено три года спустя после Катиной кончины [Рашковский 2018].
Я. Л. Шрайберг, сам крупный российский мастер библиотечного дела, справедливо называет Екатерину «библиотекарем-реформатором» [ЯШ. Т. 1. С. 11]. Действительно, вся ее реформаторская деятельность в Библиотечном Универсуме связана с ее некоторой особой философией библиотеки.
Традиционное и обыденное вúдение библиотеки может быть сведено к формуле: Человек — Книга.
Реформаторский же подход Екатерины к общей проблематике библиотечного дела можно было бы описать так: Человек — Книга — Человек — Общество в их осознанной взаимосвязи. Библиотека, по ее словам, будучи средой насыщения и развития человеческой мысли и средой человеческого общения вокруг Книги, призвана «удивлять» [Гениева. Т. 1. С. 326]. В этом смысле, Библиотека как «место диалога» [Там же. С. 239], по определению, призвана противостоять поползновениям ненависти, братоубийства, разрушения и войны; призвана показывать и доказывать, что «…с точки зрения культуры, мир неделим» [Там же].
Вообще, необходимо отметить, что библиотечно-реформаторская деятельность Екатерины (привлечение масс читателей, посетителей и слушателей в библиотечные залы, кабинеты и гостиные, тематическое расширение всего свода библиотечных трудов7), и само развитие ее «философии библиотеки» совпали с годами одновременного общественного подъема и материального обнищания российской культурной сферы (сокращение государственных дотаций, усиление налогового пресса, «сокращения» сотрудников, коррупция и поборы в системах санитарных и пожарных служб…). И в этих условиях приходилось неимоверными трудами наращивать необходимые международные и внутрироссийские контакты Библиотеки.
На одной из международных библиотечных конференций 2003 г. она говорила: «Нам не оставалось ничего другого, как самого начала /…/ брать без разбега высокий темп, компенсируя те пробелы, которые наши библиотеки испытали в тоталитарные времена» [ЯШ. Т. 2. С. 133]. По ее словам, опыт XXI столетия реально подтверждает ту истину, что «гражданское общество строится в сельской библиотеке, в городской библиотеке, в тюремной библиотеке» [Там же].
Сама библиотечная среда — одна из непременных предпосылок преодоления того «дефицита общения», от коего страдает нынешнее человечество [Там же].
О региональных, провинциальных и «низовых» библиотеках России речь у нас зашла не случайно.
Вокруг Екатерины и всего комплекса ее деятельности суетилось и клубилось множество интриганов и недоброжелателей. В частности, раздувался тот навет, что она — руководитель Библиотеки иностранной литературы и крупный исследователь литературного наследия народов Англии и Ирландии (от Чосера до наших дней)8 — слишком увлекается «иностранным» в ущерб «отечественному». На абсурдность этого преднамеренного навета указывал в своем интервью Я. Л. Шрайбергу от 2 декабря 2015 библиотековед и информатик проф. Александр Михайлович Мазурицкий. По его словам, мало кто из российских деятелей культуры вложил, подобно Екатерине, столько сил в развитие библиотечного и культурно-просветительного дела в Региональной России. Это касается не только библиотек, клубов и иных учреждений культуры, но и систем высшего образования и школьного дела. И не только в обл- и райцентрах, но и на селе [Шрайберг 2021. Т. 1. С. 417]9 … Ее активность распространялась от Калининграда до Камчатки, от Заполярья до Кабардино-Балкарии [Там же. С. 524].
А профессор российской словесности Кембриджского университета Ирина Арсеньевна Кириллова рассказала в своих письменных воспоминаниях об особых трудах Екатерины в деле ознакомления интеллигенции Британских островов с достоянием нашей отечественной культуры: от Пушкина до прот. Александра Меня [Там же С. 469-472].
Особого упоминания заслуживает и поддержка Екатериной российского архивного дела и археографии; в частности, это касается собирания личных фондов и коллекций и издания их материалов [Там же. С. 324]. Но это — опять-таки — тема особого и притом специализированного разговора.
Забота Екатерины о культурном развитии российских регионов связывалась не только с налаживанием их контактов с пресловутыми «вертикалями» московских властей, учреждений и интеллектуалов, но и с попытками налаживания «горизонтальных» культурных связей по всей России. В особенности это касалось малых библиотек и рядовых библиотекарей [ЯШ. Т. 2. С. 35-39].
К сожалению, в трехтомнике почти обойдена еще одна тема общекультурной деятельности Екатерины: ее книгоиздательские труды. Однако история разгромленного ее самозванными преемниками издательства «Рудомино»10 заслуживала бы особого исследования.
Вера, культура, толерантность
Приближаемся к одному из важнейших аспектов занимающего нас разговора.
Мне случалось встречать на страницах ряда западных популярных изданий суждение такого рода: на протяжении конца 80-х — начала 90-х, вследствие краха казенной «веры» в марксизм-ленинизм, в российском сознании произошла «православная революция». Так-то оно, может быть, и так, только следует не забывать, что, как правило, победившие революции, эти тяжкие тектонические сдвиги самóй истории, имеют свойство захлебываться в этатизме и коррупции. И временные симбиозы революций и религий в этом плане — не исключение [Рашковский, 2017]. Тем более, что в оной «революции» был немалый потенциал авторитаризма и исторической (или — точнее — антиисторической) ностальгии.
Екатерина — как я наблюдал в течение четырех десятилетий — обладала двумя характерными, но крайне редкими для эпохи революционных переломов свойствами: смелостью и — одновременно — трезвой осмотрительностью. Как заметил в своем интервью от 25 февраля 2016 российско-американский библиограф Александр Хилков, она всегда отважно и сознательно бралась за такие мероприятия, за которые и в советских, и в пост-советских условиях принято было «бить по рукам» [ЯШ. Т. 3. С. 70].
Именно она организовала в 1990 г. публичное собеседование прот. Александра Меня с муфтием Дагестана Сайидмухаммадом Абубакаровым. Это было первое в российской истории и столь нужное для страны открытое дружественное собеседование священнослужителей Православия и Ислама [ЯШ. Т. 3. С. 477]. Примечательно, что оба эти выдающиеся собеседника со временем стали жертвами нераскрытых убийств…
Однако, как говорится в интервью прот. Бориса Даниленко, вопреки всем трудностям и хитросплетениям истории, подлинное человеческое творчество, погруженное в «код» собственной культуры, способно к пониманию и проникновенной интерпретации иных культурных «кодов»11.
Концепт толерантности — один из самых важных для понимания мiровоззрения и деятельности Екатерины последних лет е жизни. Для нее толерантность (равно, как и «диалог») — не холодная и равнодушная «терпимость» к иным формам инаковерия и инакомыслия, но — напротив: через погружение в глубинно-человеческие содержания собственной культуры осмыслить и понять другого (другую личность, другой народ, другую культуру или субкультуру, другую веру…). Короче — осмыслить и понять своего соседа и ближнего12 по крохотному сгустку космической материи, имя которому — Земля. Это воззрение Екатерины вольно или невольно отсылает нас к трудам замечательных наших христианских мыслителей: Владимира Соловьева, Георгия Федотова, Александра Меня.
Однако культура толерантности, дар толерантности требует и немалого «масштаба личности»13…
Я согласен с филологом Александром Яковлевичем Ливергантом, что личности и судьбе Екатерины едва ли пристала «житийная» трактовка: иной раз она могла быть и жесткой, и резкой [ЯШ. Т. 3. С. 440]: она испытывала на себе неимоверную нагрузку как психологического и организационного, так и социально-исторического характера.
Комплексное же осмысление ее опыта ученого-филолога, библиотекаря, издателя, общественного деятеля еще ждет дальнейших исследований.
Post scriptum
При завершении работы над этим текстом меня внезапно начали волновать соображения, можно сказать, политэкономического свойства. Соображения, отчасти возводящие к наблюдениям великих классиков экономической мысли. И прежде всего — к Адаму Смиту. Но также и к трудам некоторых из моих отошедших друзей — экономистов и политологов российских (Герман Дилигенский, Лев Рейснер, Александр Петров, Нодари Симония, Марат Чешков).
Итак, по мере истощения природных основ и ресурсов современного общества (мiровой океан, земля, ее недра, вóды, флора и фауна…), особо насущной становится роль иного и всегда недооцениваемого «ресурса»: человека и его мышления (в сложном и противоречивом единстве его психофизического, интеллектуального, эстетического и духовно-нравственного опыта [Реддинг 2022]). Без возделывания, поддержания и развития этого «ресурса» (иными словами — «ресурса» вечно подвижной и развивающейся человеческой культуры — от наскального петроглифа до электронного импульса) все разговоры о научно-техническом или каком-либо ином прогрессе, информатизации, ресурсосбережении, экологии и т. д. — выглядят лишь тратой времени…
И вот в этой вечной и всегда остро-современной перспективе жизнь Екатерины Юрьевны Гениевой выглядит неким грозным, но ободряющим знаком: знаком культуры как бережения и развития человечности, а через нее — и бережения и развития Вселенной…
ФОТО: Открытие памятника Екатерине Гениевой открыли в атриуме Библиотеки иностранной литературы 01.04.2016 // sib-catholic.ru/pamyatnik-ekaterine-genievoy-otkryili-v-atriume-biblioteki-inostrannoy-literaturyi/
Литература
Гениева 2017 — Гениева Е. Ю. Избранное. В двух томах. — М.: РОССПЭН, 2017.
Т. 1. 588 с., илл.
Т. 2. 478 с., илл.
Дурылин 2010 — Дурылин С. Н. «Я никому так не пишу, как Вам…» Переписка С. Н. Дурылина и Е. В. Гениевой [1925 — 1938]. — М.: Рудомино, 2010. — 544 с., илл.
Паласио 2015 — Паласио М. Екатерина Юрьевна Гениева: 01.04.1946 — 09.07.2015 // Журнал Московской Патриархии. 2015. № 8. С. 84-87.
Рашковский 2017 — Рашковский Е. Б. Революции и религии. Опыт сравнительной морфологии // Мировые религии в культуре, истории и политике. — СПб.: Алетейя, 2017. С. 250-291.
Рашковский 2018 — Рашковский Е. Б. «Уведомление» // Соловьевские исследования. Иваново. 2018. Вып. 2 (28). С. 162-166.
Рашковский 2019 — Рашковский Е. Б. Философская планета Арбат. — М.: Новый Хронограф, 2019. — 224 с., илл.
Реддинг 2022 — Реддинг А. К. Илон Маск. Биография гения / Пер. с англ. А Громченко. — М.: АСТ, 2022. — 288 с., илл.
Шрайберг 2021 — Шрайберг Я. Л. Мой друг Катя Гениева. — М.: Пашков Дом, 2021.
Т. 1 — 512 с., илл.
Т. 2 — 528 с., илл.
Т. 3 — 624 с., илл.
Brown 2010 — Brown F. e. a. Brown — Driver — Briggs Hebrew and English Lexicon. With an Appendix Containing the Biblical Aramaic. 3rd Ed. — Peabody, Mass: Hendrickson, 2010. — XXI, 1204 P.
References
Brown (2010). Brown F. e. a. Brown — Driver — Briggs Hebrew and English Lexicon. With an Appendix Containing the Biblical Aramaic. 3rd Ed. — Peabody, Mass: Hendrickson. — XXI, 1204 p.
Genieva (2017) — Genieva Ye. Yu. Izbrannoye. V dvukh tomakh. [Selected Works in Two Volumes]. — Moscow: ROSSPEN.
Vol. 1 — 588 p., ill.
Vol. 2 — 478 p., ill.
Durylin (2010) — “Ya nikomu ne pishu, kak Vam…” Perepiska S. N. Durylina i Ye. V. Genievoy [1925-1938] [“I Wright Nobody in Such a Way…”. S. N. Durylin a. Ye. V. Genieva: Correspondence]. — Moscow: Rudomino. — 544 p., ill.
Palacio (2015) — Palacio M. Yekaterina Yuryevna Genieva: 01.04.1946 — 09.07.2015 // Zhurnal Moskovskoy Patriarkhii. # 8. P. 84-87.
Rashkovsky (2017) — Rashkovsky E. B. Revolyutsii i religii. Opyt sravnitel’noy morfologii [Revolutions and Religions. A Study in Comparative Morphology] // Mirovyye religii v istorii, kul’ture i politike. — St. Petersburg: Aletheia. P. 250-291.
Rashkovsky (2018) — Rashkovsky E. B. “Uvedomleniye” [“Advertisement”] // Solovyevskiye issledovaniya. Ivanovo. Vol. 2 (28). P. 182-186.
Rashkovsky (2019) — Rashkovsky E. B. Filosofskaya Planeta Arbat. Kniga vospominaniy [Arbat: The Philosophical Planet. Reminiscences] — Moscow: Novyy Khronograf — 224 p., ill.
Redding (2022) — Redding A. K. Elon Musk: biografia geniya [Original: Elon Musk: A Mission to Save the World]. — Moscow: AST. –288 p., ill.
Schreiberg (2021) — Schreibeg Ya. L. Moy drug Katya Genieva [My Friend Katya Genieva]. — Moscow: Pashkov Dom.
Vol. 1 — 512 p., ill.
Vol. 2 — 528 p., ill.
Vol. 3 — 624 p., ill.
__________
1 Вспомним, как у Маяковского: «Единица! // Кому она нужна?! /…/ Единица — вздор, // единица — ноль…» («Владимир Ильич Ленин»).
2 Подробности о биографии Екатерины: [Паласио 2018].
3 В дальнейшем буду обозначать это издание индексом ЯШ (далее — номера томов и страниц).
4 См. также мое интервью, данное Я. Л. Шрайбергу 21 октября 2019 [ЯШ. Т. 3. С. 492-500].
5 Глава осьмая, строфа L.
6 Гениева Е. Ю. — URL://ru.wikipedia.org/wiki/Гениева_Екатерина_Юрьевна
7 Не только умелое комплектование, достойное хранение, «кнговыдача», консультирование читателей и технологическое обновление библиотечной работы, но и выставки, научные и читательские конференции, литературные и музыкальные вечера, встречи с учеными, публикаторская деятельность, работа с детьми…
8 В фокусе ее исследований было прежде всего прозаическое и поэтическое наследие Джойса.
9 Сам бы я мог рассказать немало о заботе Екатерины о культурных учреждениях в регионах страны. Но это потребовало бы особого исследования….
10 Маргарита Ивановна Рудомино (1900-1990) возглавляла Библиотеку иностранной литературы на протяжении 1921-1973 гг. Екатерина с полным основанием считала Маргариту Ивановну своей главной наставницей в библиотечном деле.
11 О. Борис ссылается в данном суждении на переводческий опыт великих российских поэтов прошлого столетия: Пастернака, Заболоцкого, Маршака (интервью от 17 января 2018 [ЯШ. Т. 3. С. 481 и сл.]). Вообще, думается, интервью о. Бориса — одно из самых содержательных в трехтомнике.
12 Не случайно на языке Библии слова «ближний», «сосед», подчас даже «приятель» обозначаются одним и тем же словом: רעה — реа [Brown 2010. P. 944-946].
13 Слова самой Екатерины, относящиеся к судьбе Максимилиана Волошина [ЯШ. Т. 2. С. 473].