РЕЦЕНЗИЯ на книгу: РАШКОВСКИЙ Е.Б. Гуманитарная глобалистика: из трудов последних десятилетий

КНИГА: Рашковский Е.Б. Гуманитарная глобалистика: из трудов последних десятилетий. М.: Издатель Воробьёв А.В., 2022. 240 с.

Опубликовано: Вопросы философии. 2023. № 7 . С. 218-121.

Т.Г. Скороходова

ЧИТАТЬ (скачать): РЕЦЕНЗИЯ на книгу: Рашковский Е.Б. Гуманитарная глобалистика: из трудов последних десятилетий [0,22Mb PDF]

КНИГА. Рашковский Е.Б. Гуманитарная глобалистика: из трудов последний десятилетий - ОБЛОЖКАВ мировой науке к концу первой четверти XXI в. сложилась сильная и многогранная об­ласть знания, известная как глобалистика, или глобальные исследования. И нет сейчас недо­статка в серьезных трудах, освещающих гло­бальные экономические и политические процес­сы, трансформацию демографической структуры планеты и проблемы социального развития, ци­вилизационные процессы и общественные по­трясения в контексте глобализации. Однако да­леко не каждому исследователю — будь то экономист, политолог или социолог — удается хотя бы коснуться человеческого измерения глобализации, которое так легко скрывается за масштабными, основанными на «больших данных» (Big Data) обобщениями. По всей ви­димости, сказывается специфика методологий конкретных наук — макроэкономики, макросо­циологии, политологии и наук о международ­ных отношениях, хотя и интересующихся по­ведением людей и крупных их сообществ, но не учитывающих внутренние измерения фено­мена человека. Между тем именно в постиже­нии этого феномена нередко кроется объяснение успехов и издержек, взлета и провала целого ряда глобальных процессов. Это хорошо пони­мал в конце ХХ в. выдающийся экономист, но­белевский лауреат (1998) и социальный мысли­тель индийского происхождения Амартья Сен, предложивший рассматривать разные измере­ния глобальных процессов с позиций свободы как фундаментальной ценности и сердцевины человеческой жизни, проецирующейся во все сферы глобальной социальности.

При этом сказать, что человеческое измере­ние глобальных процессов не изучается, вряд ли можно; скорее, это знание рассеяно по стра­ницам зарубежных и отечественных изданий и буквально взывает о том, чтобы быть собран­ным, упорядоченным, углубленным и, наконец, быть названным — ведь каждая область знания начинается с появления термина.

«Гуманитарная глобалистика» — так ис­торик-востоковед, философ Е.Б. Рашковский предлагает назвать эту ветвь глобальных иссле­дований в своей новой книге. Если глобалисти­ка как таковая «посвящает себя постижению целостности (integrity) всемiрной истории — в от­носительном единстве ее связей, ее прошлых, настоящих и, по возможности, будущих путей» (с. 6), то, по мысли автора, вводимое им поня­тие гуманитарной глобалистики «подсказано необходимостью осмыслить современную гло­бально-историческую ситуацию прежде всего в человеческом ее измерении. Или — философ­ски говоря — в модусе человечности» (Там же).

Книга представляет собой собрание научных работ — главным образом статей, выходивших в журнале «Мировая экономика и международ­ные отношения» и других изданиях. Каждая из них является самостоятельным произведени­ем; объединены они общей целью обоснования предмета гуманитарной глобалистики. Доволь­но нетривиальный ход: объявить все статьи тру­дами, работающими на создание новой научной области, но не связать их в некую систему, пе­дантично направляющую читателя к открытию этой новой области, и не распределить их по раз­делам. Однако книга Е.Б. Рашковского явно не рассчитана на читателя, ждущего готовых истин и внимающего автору как транслятору упорядоченного знания. Совсем наоборот: она — для читателя, готового включиться в сложную работу понимания глобальных человеческих процессов вместе с автором, абсолютно чуж­дым позиции поучения.

Итак, человеческое содержание современ­ной глобальной реальности автор обозначает в качестве насущного и фундаментального объ­екта гуманитарной глобалистики и вовлекает читателя в процесс выработки ее методологии, примыкающей к современной постнеклассиче­ской методологии гуманитарных наук, но все-таки остающейся философской по сути. Осно­ванием ее ученый называет комплекс идей, нара­ботанных в наследии В.С. Соловьева, М. Шелера, о. Пьера Тейяра де Шардена, В.И. Вернад­ского и школы популяционных генетиков, а также востоковедов В.М. Алексеева, Н.И. Конрада, Н.А. Симония; все они так или иначе акценти­руют «роль межчеловеческих взаимодействий поверх социальных, этнических или религиоз­ных барьеров» (с. 7). Отсюда ключевая ин­тенция методологии Е.Б. Рашковского: во всех процессах современности, во всех сферах ми­ровой жизни видеть человеческое, а именно дух и мысль, пронизывающие человеческое бытие в пространстве цивилизаций и времени всемир­ной истории. Способствуют этому, с одной сто­роны, общая позиция религиозного персонализ­ма (с. 201), о которой ученый неоднократно говорил в своих трудах как наиболее для него приемлемой (в т.ч. и как противовес социоцен­тризму), с другой же — многочисленные рели­гиоведческие исследования автора. Столь же важными в человеческом бытии видятся ему и психологические компоненты, являющие себя в межличностной и иных видах коммуникации человека с другими людьми (с. 96–97).

Разработанный в книге подход гуманитар­ной глобалистики основывается на философ­ском видении реальности с позиции категории «человеческих смыслов», «связанных с опы­том рождения, любви, заботы, познания, доб­рой работы” (термин Тадеуша Котарбиньского), раскаяния, страдания и сострадания, творче­ства, смерти, веры, эстафетности” культуры и самого Бытия. Бытия во всей неотъемлемой боли его внутренних противоречий» (с. 189). Категория эта определена через понятие «цен­ностных интуиций», или ориентиров, выраста­ющих «из биогенетической памяти, из коллек­тивного и индивидуального культурного опыта людей» (с. 192), то есть смысл отождествлен с ценностью, хотя в первом всегда остается нечто метафизическое, недосказанное и неис­черпанное до конца, а ценность обычно артику­лирована и объективирована в социальности и культуре (с. 196). Важно, что это смыслы уни­версальные, пронизывающие историю и бытие всех цивилизаций, стран и народов, практиче­ски синонимичные человечности (с. 200) и уже потому неотменимые. Через всю книгу прохо­дит мысль о первенстве универсально-челове­ческого в бытии, ценностно-смысловом напол­нении истории и современности, о доступности его познанию — в противовес постмодернист­ским попыткам отказаться от этой идеи и идео­логиям реставрации архаики, возвеличивающим «неповторимость» и «уникальность» любой культуры.

Е.Б. Рашковский отстаивает положение о сложной и многомерной соотнесенности ро­дового единства человечества и связанных с ним онтологических ценностей с существующим культурным и цивилизационным разнообразием их преломления в мысли и жизни разных стран и народов (с. 198–199). Общим методом пред­ставляется историческое, а не структурное рас­смотрение глобальных процессов как динамики человеческих смыслов, то есть эволюции их во­площения в социальных, культурных, религиоз­ных и творческих устремлениях и начинаниях людей. Отсюда — столь серьезная проработка категории развития как «одной из главных уни­версалий человеческой жизни» (с. 92) и одно­временно теоретической предпосылки новой области знания. Е.Б. Рашковский решительно смещает ее содержание в область духовно-твор­ческую, о которой лишь в третью очередь вспо­минали сторонники ее экономической и поли­тической трактовок. Он отмечает: «За понятием развития стоит и потребность людей в некото­рой стратегии понимания и осуществления сво­его присутствия в мiре и своего взаимодействия с другими людьми» (с. 97). Такое понимание позволяет анализировать развитие цивилизаций как «духовные эстафеты сквозь века», как про­цесс духовного творчества (и, разумеется, про­тиводействия ему со стороны религиозных и светских институций традиционных и совре­менных обществ), как со-развитие в глобальном мире многообразных, непохожих, но соотнесен­ных друг с другом народов и культурных ми­ров — в диалоге и творческом взаимодействии, позволяющем, помимо прочего, объединенны­ми усилиями противостоять конвульсивным на­катам архаики, религиозной и светской реак­ции в политике и реставрации антирыночных структур. При этом со-развитие подтверждает и обеспечивает многомерность развития (с. 109). Процессы его «сопровождаются структурными преобразованиями, переоценками ценностей, перекосами, перестройками, а подчас и револю­ционными ломками», что предполагает их труд­ность и непредсказуемость (с. 119).

В книге много и других ценных методоло­гических наблюдений, принципов и нестандарт­ных дефиниций значимых понятий гуманитар­ной глобалистики, однако пусть сами читатели включатся в эту работу выявления и разработки методологии постижения глобальных человече­ских процессов развития. Здесь же отмечу, что сугубо теоретических статей в книге две: «Что же такое развитие? (Заметки историка)» и «Смыс­лы как признание». Структура книги выстрое­на как динамическая последовательность тем, открывающих разные векторы проблемного по­ля новой области знания. Повторюсь, что ста­тьи могли бы быть распределены в тематиче­ские разделы, внимательный взгляд их увидит в содержании: (1) интеллектуальное измерение глобализационных процессов; (2) цивилизаци­онную теорию в глобальном научном контексте и ее возможности в анализе социокультурных процессов в разных ареалах; и (3) измерения глобального мира. Несколько особняком стоит анализ феномена жестокости в современном мире и методологический очерк о смыслах; но такова воля автора.

Книга начинается с довольно неожиданной темы — «Библиотека и “электронная револю­ция”: к осмыслению социокультурного кризиса начала XXI столетия». Е.Б. Рашковский говорит о необходимости разработки философии совре­менной библиотеки, «принимающей в расчет важнейшие технологические, социальные и ду­ховные характеристики нынешнего мира», — и через эту тему выходит на проблему глобаль­ного масштаба, которую парадоксально не за­мечают в этом качестве: социокультурного, психологического и когнитивного отчуждения человека от культуры эпохи Модерна, вопло­щенной в книге-кодексе, а с нею — и от других живых людей. В условиях постмодерновой элек­тронной революции слово (а с ним и смысл) стали вытеснять образы, а с реальностью соци­альной стала конкурировать виртуальная. В этих условиях библиотека как очаг «собирания рас­падающегося человека, общества, государства» через интеллектуально-духовное общение лю­дей может, по мысли автора, быть мощным средством преодоления этого отчуждения и на­шествия неоварварства (с. 17–19).

Другая тема первого раздела книги — «Бю­рократия и интеллигенция: к пониманию внут­ренних противоречий современного общества». Здесь теоретико-социологически описаны взаи­моотношения двух социальных слоев как фено­мен борьбы классов — соответственно «распре­делителя общественного богатства» и класса, производящего и воспроизводящего обществен­ное богатство, в котором самое главное — чело­веческий капитал (с. 28). Необходимость обоих и их непримиримость автор полагает взаимосо­отнесенными в современных условиях.

Содержательно независимой, но в то же время открывающей особый вектор глобалисти­ки мне видится работа «Жестокость в сего­дняшнем мире: социокультурные измерения». Е.Б. Рашковский размышляет о склонности причинять боль и страдание другим живым су­ществам как феномене именно человеческом, выходящем за пределы биологической и эколо­гической необходимости, предполагающем со­знание ответственности — вместе с атрофией чувства сострадания. Более того: человечество институционализировало жестокость, когда со­здало структуры ее причинения и поощрения в ходе истории, тем самым признавая ее в каче­стве нормы. Только норма ли это для современ­ного глобализирующегося мира, выработавшего в опыте насилия, войн, наказаний и дискримина­ции представление об аномальности жестокости и одновременно страдающего от ее беспреце­дентных накатов? Ученый задается вопросами о причинах, объясняющих вспышки массовой жестокости на всех уровнях — от относительно небольших сообществ до целых стран и регио­нов. С одной стороны, он видит разгул жестоко­сти в мире как побочный эффект «цифровой революции», распространяющей новыми техни­ческими средствами разнообразные античелове­ческие идеологии и одновременно вырабатыва­ющей привычку лицезреть многоликое насилие современности и уничтожать виртуальных лю­дей и объекты в видеоиграх (с. 42). С другой стороны, Е.Б. Рашковский, верный избранно­му персонологическому подходу к реальности, предлагает присмотреться к жестокости на уровне межчеловеческого общения — от семей­ного насилия до разных форм повседневной сверхэксплуатациии и моральной травли: рост и всплески жестокости во многом коренятся в дегуманизации и утрате способности видеть другого человека на микроуровне.

Значимое место в книге занимают статьи о цивилизационной парадигме и ее практиче­ском приложении. Анализ дискуссий в россий­ской науке представлен в двух работах под руб­рикой «Цивилизационная теория: познание мира и познание современности», в которых Е.Б. Рашковский объясняет, что, во-первых, данная парадигма — ценный методологический инстру­мент, задающий разные варианты «символиче­ского описания» (П.А. Флоренский) реального исторического и современного существования со­обществ, называемых цивилизациями, но не тож­дественный им онтологически (с. 63–64), — а ведь об этом часто забывают, гипостазируя понятие «цивилизации». Во-вторых, человеческие фено­мены и смыслы в цивилизационной теории про­должают оставаться на периферии, то есть недооцененными, а с ними — и проблематика свободы. Поэтому особенно значимой и про­буждающей научную мысль мне видится разра­ботка понятия «человеческого феномена», в ко­тором сошлись три условных пласта, или мира — социотехники, цивилизации и духовно­сти; культура же является языком соотнесения человека с человеком, с природой и со Святы­ней, доступным прочтению в качестве осо­бого текста (с. 63–72). Столь же необходимо и осмысление ценности цивилизационной тео­рии для понимания глобального мира: она помогает интерпретировать современность как цивилизационно-культурную драму, вызванную глобализацией: «интенсивность нынешних куль­турных связей и информационных технологий обеспечивает универсализацию и доступность» культурных богатств, рожденных цивилизация­ми, но приходит в противоречие с процессами архаизации массового сознания, неспособного эти богатства освоить и из-за этого готового к упрощению реальности, что чревато жестоки­ми потрясениями (с. 85–87). Углубление этой теоретической разработки через рассмотрение ее религиозного уровня читатели найдут в статьях «Религиозная динамика в эпоху глобализации» и «Религиозная динамика эпохи постмодерна: Латинская Америка и Россия».

Особо отмечу текст о «постколониальном» дискурсе, написанный под впечатлением новой коллективной монографии об Африке. Соли­дарный с критикой «ориентализма» Э.В. Саида в книгах и статьях отечественного востоковеда Л.Б. Алаева, Е.Б. Рашковский предлагает увидеть в европейском востоковедении особое стремле­ние понять «правомерность цивилизационного своеобразия иных народов и регионов» как про­должение подхода с собственной позиции «цивилизации рациональных знаний» — в сопо­ставлении с нею. Следующий логически из «ори­ентализма» по Саиду «постколониальный дис­курс» оказывается, по словам автора книги, проблематикой «вечных и перманентных обид и мстительности через вереницы поколений» (с. 187), то есть страстным поиском «ущерба» народам и культурам, эмоциональным расска­зом о страданиях колоний (с тщательным избе­ганием рассмотрения любых достижений этого периода) и заведомой злонамеренности колони­заторов, на десятилетия обусловивших отстава­ние освободившихся от колониальной зависи­мости народов. И эта тема ущерба поднимается не только в отношении африканских народов, но и многих других незападных народов и стран. Между тем, как справедливо отметил автор ре­цензируемой книги, неизученной и неосознан­ной в глобальном масштабе продолжают оста­ваться проблема рабства в его разных формах или креативная роль африканских народов в со­временной культуре… Но постколониальный дискурс в чем-то может быть полезен — глав­ным образом в постановке «сложнейших вопро­сов современных цивилизационных исследова­ний» (с. 184–187).

Книгу завершают две работы, созданные в соавторстве с молодыми учеными. В русле описанной выше методологии в них исследу­ются тенденции глобального общежития, не столь часто попадающие в поле зрения глоба­листов.

В первой статье (в соавторстве с Б.Е. Рашковским) феномен массовой диаспоризации рассмотрен в качестве сочетания тенденций становления новых «диаспоризованных» об­ществ, вытесняющих прежние обособленные «исторические» цивилизации, с перенесением в страны Запада и Славянского ареала тра­диционных и полутрадиционных институтов и практик. Авторы убеждены, что современное Великое переселение народов воздвигает пе­ред миром императивы взаимного приспособ­ления, нахождения новых моделей мышления и гражданского диалога, а также взвешенных политических решений.

Статья «Институты культуры в общественной и духовной динамике нашего времени» (в соав­торстве с К.А. Рашковской) описывает структуры поддержания, трансляции и развития человече­ских смыслов, опирающихся на глубокие пласты памяти личной, семейной, групповой, локаль­ной, национальной, общечеловеческой (с. 227). Трудно не согласиться с мыслью авторов о том, что вовлечение институтов культуры в современ­ное электронно-коммуникационное пространство парадоксально способствует развитию солидар­ности и взаимопомощи в противовес отчужде­нию и разъединению, в которых повинна та же самая виртуальная реальность.

Новая книга Е.Б. Рашковского открывает проблемное поле гуманитарной глобалистики, включая в нее человеческое содержание ин­теллектуальной, культурной, технологической, коммуникативной, социально-демографической и экономической глобализации, роль феноменов свободы, творчества и духовной жизни в ста­новлении глобальной человеческой реальности и в ее противостоянии люмпенизации и духовной деградации крупных человеческих сообществ, а также проблемы, связанные с натиском тра­диционализма, фундаментализма и архаизации на современное мировое сообщество. Подход с позиции человеческих смыслов, незримо при­сутствующих во всех глобальных событиях и про­цессах, поможет не только становлению новой области научного знания, но и гуманизации гло­балистики как таковой. Более того, этот подход может способствовать поддержанию, а точнее, возрождению гуманизма в мысли, науке, культу­ре и жизни, в котором так нуждается человече­ство первой половины XXI в.

Т.Г. Скороходова

Скороходова Татьяна Григорьевна — Пен­зенский государственный университет, Пенза, 440026, ул. Красная, д. 40.

Доктор философских наук, кандидат ис­торических наук, профессор. Кафедра «Теория и практика социальной работы» Пензенского го­сударственного университета.

skorokhod71@mail.ru

Skorokhodova Tatiana G. — Penza State Uni­versity, 40, Krasnaya str., Penza, 440026, Russian Federation.

DSc in Philosophy, CSc in History, Professor, Department «Theory and Practice of Social Work”, Penza State University.

DOI: 10.21146/0042-8744-2023-7-218-221